Ut Fiat Lux. Часть II
В ту ночь со мной творилось что-то странное.
Я ворочался в своей кровати долгое время, но сон не приходил ко мне. У меня звенело в ушах, и со временем звон становился сильнее. Казалось, все звуки стали на порядок громче. Я слышал, как мое ухо трется о подушку, и громкость прикосновения сводила меня с ума. Я не мог найти себе места.
Повернувшись на спину, я открыл глаза. Я вглядывался в темноту, лишенный сна, лишенный сил, как вдруг краем глаза я заметил блеск на стенах.
Мои стены… мои стены были покрыты глазами. Огромным количеством глаз разнообразных форм и размеров. И все они смотрели прямо на меня. Шорохи и скрипы ночи не имели определенного источника, но я был уверен, что это Они, что Они переговариваются между собой, что Они задумывают что-то, что Они обсуждают меня.
Я вскочил с кровати и включил лампу. Тишина. На стенах ничего нет.
Мне было не по себе, чувство ненормальности происходящего не отпускало меня, разжигаемое также сегодняшним эпизодом с дневником и исчезновением Ганса. Я ворочался до самого утра, боясь сомкнуть глаза, ведь после может произойти все, что угодно. Лишь к рассвету я забылся неспокойным сном.
***
Всю последующую неделю я посвятил борьбе со своей новоприобретенной фобией. Невзирая на головокружение и приступы удушающего страха, я целенаправленно выбирал самые темные коридоры и шел к каюте самым длинным путем. Я пытался закалить себя, вышибить из моего сознания панику железной волей и целеустремленностью. Я говорил себе: «Я отказываюсь склонять голову перед бездумным страхом! Я не какой-нибудь мальчишка!». С каждым разом эти прогулки мне давались все тяжелее, но я отказывался отступать. Меня учили, что дух сильнее тела, что факты – сильнее предрассудков. Меня учили анализу и трезвому, критичному мышлению. Меня учили, что офицеры не отступают. Я жил по этим заветам, и я собирался быть продуктивным членом команды, меня не могла сломить детская страшилка.
По окончании этой недели я не мог спать с выключенной лампой. Однако гордость не позволяла мне склониться перед нерациональным, поэтому большую часть времени я все-таки ее не включал, обрекая себя на практически бессонные ночи, полные отчаяния и ужаса. Я неподвижно лежал с плотно закрытыми глазами, ожидая, пока усталость не погрузит меня в темный провал сна без сновидений, что случалось чаще всего под утро. Накапливающийся стресс, бессонница и нагрузки делали свое дело с таким успехом, что через некоторое время сослуживцы начали замечать мою отстраненность и некоторую бледность. Я решительно отказывался ложиться в лазарет, списывая свое состояние на недостаток витаминов и легкую анемию. Коллеги поверили мне, ведь у меня не было причин лгать.
К сожалению, сила воли и решительный натиск оказались абсолютно безуспешными.
Так прошло несколько дней, мне становилось все тяжелей и тяжелей справляться с собой. Самым ужасным было то, что организм начал привыкать к моему нездоровому режиму, а это значит, что все то время, которое я проводил в разбитом и утомленном состоянии, ожидая объятий сна, я практически бодрствовал, не ощущая дискомфорта физического, но страдая от морального. Стискивая веки и кутаясь в одеяло, я молил высшие силы даровать мне сон, безрезультатно. Испытывая жгучий стыд за свое бессилие, я решился тренировать себя и дальше, даже в постели. Я начал открывать глаза.
Передо мной всегда вставала чернота, абсолютная, кромешная тьма, без единого проблеска света. Единственным звуком было мое судорожное, прерывистое дыхание и тиканье часов, тихие фоновые звуки которые казались мне громче кузнечных молотов. Я недолго мог это выносить, мне казалось, что тьма проникнет в меня через расширенный до предела зрачок и поглотит изнутри, уничтожив ту неуловимую суть, зовущуюся душой.
Я сдался. Позорно, малодушно сдался. Моей выдержки хватило всего лишь на пару недель. Я начал включать ночник.
***
Сон опять вернулся ко мне, но каждый взгляд, брошенный мною на ночник, оставлял неприятный осадок. Я чувствовал себя предателем, дезертиром, и предал я сам себя. Все же в скором времени я понял, что моя слабость в некоторой степени оправдана.
Однажды, после очередного кошмара, я очнулся. Не могу сказать, который был час, поскольку я не мог пошевелиться. Я был полностью парализован.
Никакая часть моего тела мною не ощущалась. Я лежал, не чувствуя себя, но находясь в сознании. Мой взгляд привлекло нечто странное.
На периферии света ночника, тоесть прямо у изножья моей кровати, я увидел фигуру. Высокая, антропоморфная тень, состоящая из непроглядной тьмы. Фигура стояла неподвижно. У нее не было лица, не было глаз, но я чувствовал взгляд, пронзающий меня, осматривающий мое неподвижное тело, точно такой взгляд, который я ощущал из темноты. Мне хотелось вскочить, не знаю зачем, ринуться ли на эту тень или выбежать вон, но я был лишен этой возможности. Тень стояла, не пересекая круга света, как будто не решаясь переступить эту черту. Возможно, именно свет и сыграл роль своеобразного мелового круга из детских сказок, защищая меня от наваждения.
Тень медленно склонила голову на бок. В пустом жесте я увидел некоторое умиление и даже насмешку, как если бы я был маленьким щенком, тявкающим на росомаху. Надо мной издевались. Со мной играли…
Тень растворилась в общей стене тьмы, бесследно. Я потерял сознание.
Утром я чувствовал себя отдохнувшим, но мой мозг не мог успокоиться. Приснилось ли мне это происшествие? Было ли это на самом деле? Все было очень натуральным, но предположение о реальности этого эпизода было бы из ряда вон выходящим, абсурдным. В то же время, какая-то часть меня была уверена в том, что все это действительно произошло, что я контактировал с кем-то или чем-то, эмиссаром тьмы. Как бы то ни было, с тех пор я спал исключительно при свете ночника, даровавшего мне комфорт ночного сна. Хотя, каждую ночь, закутываясь в одеяло и отворачиваясь к стене, я ощущал спиной чье-то чуждое присутствие.
***
Однажды я шел в свою каюту под присмотром Карла-инженера. Карл вызвался меня провести, поскольку «я выглядел как дерьмо», а я, в свою очередь, не мог быть более признательным за соучастие, хоть и не мог этого показать, рискуя обнаружить постыдное происхождение моего недуга.
Внезапно на станции выключился свет. Карл сказал:
– Проблема с энергообеспечением. Последнюю неделю свет выбивает по разным отсекам. Пойду, погляжу что там.
Карл исчез за поворотом, и я остался наедине с темнотой.
Я не видел дальше своего носа. Меня начала поглощать паника. Бешено билось сердце и стало больно дышать, как будто грудь туго замотали бинтом. Меня прошиб пот, и я судорожно всматривался вперед, пытаясь отыскать угрозу.
Я должен был уйти из этого коридора, должен был найти свет, должен был найти человека, Я НЕ МОГ ОСТАВАТЬСЯ САМ В ТЕМНОТЕ!
Я не мог повернуться к коридору спиной, поэтому я пятился, позорно пятился, как рак, не отрывая глаз от черного провала. Пот заливал мне глаза, но я не мог даже моргнуть, боясь пропустить… что-то. Каждый шаг давался мне с трудом, мои ноги были словно сделаны из ваты, и, мало того, дрожали.
Казалось, тьма двигалась за мной, выдерживая дистанцию, но неуклонно стремясь ко мне. Она не торопилась. Она знала, что она настигнет меня. Она играла со мной.
Все светильники включились.
– Эрих! Что с тобой?
Я медленно обернулся. За моей спиной стоял Карл. Его лицо выражало обеспокоенность и недоумение.
– Тебе плохо? Провести тебя в лазарет?
Добрый Карл даже не мог подумать, что его друг и коллега, стоящий сейчас перед ним, промокший насквозь от пота, с воспаленными красными глазами и бледный как смерть, испытывает не сердечный приступ, а губительный для репутации и позорный эпизод страха темноты.
С того дня я решил всегда и везде носить с собой фонарь.
