Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть.
Целых лет двадцать человек занимается каким-нибудь делом, например, читает римское право, а на двадцать первом — вдруг оказывается, что римское право ни при чем, что он даже не понимает его и не любит, а на самом деле он тонкий садовод и горит любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального строя, при котором люди сплошь и рядом попадают на свое место только к концу жизни.
Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?
Довольно сентиментальничать. Просентиментальничали свою жизнь.
О, только тот, кто сам был побежден, знает, как выглядит это слово! Оно похоже на вечер в доме, в котором испортилось электрическое освещение. Оно похоже на комнату, в которой по обоям ползет зеленая плесень, полная болезненной жизни. Оно похоже на рахитиков демонов ребят, на протухшее постное масло, на матерную ругань женскими голосами в темноте. Словом, оно похоже на смерть.
Никакой сигнализацией вы не остановите того развала и разложения, которые свили теперь гнездо в душах человеческих.
На Руси возможно только одно: вера православная, власть самодержавная!
Достаточно погнать человека под выстрелами, и он превращается в мудрого волка; на смену очень слабому и в действительно трудных случаях ненужному уму вырастает мудрый звериный инстинкт.
Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег, и все симпатичные.
А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто. Просто растает снег, взойдёт зелёная украинская трава, заплетёт землю… выйдут пышные всходы… задрожит зной над полями, и крови не останется и следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать её не будет. Никто.
Революционная езда. Час едешь, два стоишь.
Была бы кутерьма, а люди найдутся.
Да-с, смерть не замедлила. Она пошла по осенним, а потом зимним украинским дорогам вместе с сухим веющим снегом. Стала постукивать в перелесках пулеметами. Самое ее не было видно, но явственно видный предшествовал ей некий корявый мужичонков гнев. Он бежал по метели и холоду, в дырявых лаптишках, с сеном в непокрытой свалявшейся голове и выл. В руках он нес великую дубину, без которой не обходится никакое начинание на Руси.
Мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые.
Мать сказала детям: “Живите”. А им придется мучиться и умирать.
Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно не стояло.
Если тебе скажут, что союзники спешат к вам на выручку, – не верь. Союзники – сволочи.
Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности.
Ну, думается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой впишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее.
3 комментариев к Михаил Булгаков – Белая гвардия (1924)