Кетчуп
– Сержант, вот ты мне скажи, как такое вообще могло случиться? У меня просто в голове не укладывается, как?
Сержанта в это время отчаянно рвало на аккуратные насаждения душистых бархатцев, которыми так любят украшать улицы ещё с тех времён, когда построение коммунизма казалось вполне выполнимой задачей.
Осознав, что ответа не последует, младший лейтенант с невыразимой досадой покачал опустившейся от бессилия головой, протёр глаза и полез в карман за сигаретами. Этот безумный день близился к финалу, и неумолимо двигавшееся в сторону горизонта солнце уже начинало наливаться багрянцем. В жарком летнем воздухе витал тяжёлый дух рока.
Так уж исторически сложилось, что косвенно в этом событии были виновны множество людей, благополучно выполнивших свою миссию на этой земле, и не менее благополучно скончавшихся при различных обстоятельствах задолго до рождения сержанта с младшим лейтенантом, и всех жителей села Вороньков, Бориспольского района, Киевской области. Но глупо отрицать, что в этом деле была отчётливо видна рука Америки. Только не её Соединённых Штатов, а именно северного континента, который открыл Христофор Колумб, а задолго до него открывали все кому не лень, стесняясь в этом признаться. Именно с его лёгкой руки в старушку Европу и попал заморский овощ «томат», у которого была своя захватывающая жизненная история, продолжающаяся и поныне.
Так вот, добравшийся до окрестностей Воронькова томат дал этим летом невиданный поныне урожай сочных и ароматных плодов. По правде говоря, поражены были как жители самого Воронькова, так и все остальные, ведь подобного обилия помидор не видели даже на согретых южным солнцем сельхоз угодьях приветливой Херсонщины. Их было так много, что местный рынок, расположенный прямо вдоль главной дороги, превратился в настоящий томатный фестиваль.
Ящики с помидорами не убирали даже на ночь, оставляя присматривать за ними ответственного и уважаемого сторожа. Основную проблему для сего праздника жизни (как и для рынка) традиционно составляли коровы, которых гнали два раза в день именно по этой, единственной в Воронькове дороге. В это время вороньковский стихийный рынок превращался в маленький индийский городок, где смуглые продавцы, окружаемые плевавшим на порядок, мычащим стадом, продавали свой нехитрый товар. И так продолжалось бы до окончания времён, если бы не Колюня.
Колюня чувствовал, как тиски жизненных обстоятельств всё крепче сжимаются на его далеко не стальных яйцах. Набирающий обороты кризис в стране, непогашенная судимость и чрезмерно легкомысленное отношение к собственным финансам, да и в целом, к жизни, погубили множество судеб. Быть исключением из этой печальной статистики Колюне не повезло. Но больше всего Колюню беспокоили не причинно-следственные связи, а то, что через пару дней ему нужно будет отдавать долг.
Колюня не отличался выдающимся интеллектом, но даже того, что у него имелось, хватило для осознания двух фактов: а) кредит в банке ему никто не даст; б) люди, которым он должен, в отличие от банковских коллекторов, с ним церемониться не будут. Колюня никогда не зарекался ни от сумы, ни от тюрьмы, а поскольку первую часть пословицы он уже воплотил в реальность, то был морально готов и ко второй.
В любом случае, казённый дом казался вариантом более приемлемым, чем тяжёлые увечья, а то и бесславная смерть в лесополосе (вполне возможно, что и от тяжёлых увечий). Собравшись с духом, он позвонил по нужному номеру и поинтересовался, сколько ему дадут за шкоду, которая уже неделю как будто магнитом притягивала его взор, беспечно прохлаждаясь в тени дворовых яблонь. Сумма была оскорбительно мала, и при других обстоятельствах не оправдала бы риска, но, тем не менее, её с головой хватало, чтобы рассчитаться с долгами и залечь на дно, а другие обстоятельства остались в той жизни, которую Колюня благополучно погубил.
Свежеворованная шкода неторопливо двигалась от пункта А в пункт Б, прямо как в школьной задачке. Мысли Колюни были где-то под Одессой, где он коротал лето, размачивая косточки в солёном Чёрном море. И все они сходились к тому, что жизнь нужно было менять, ведь рано или поздно его ждёт неминуемая кара за все прегрешения.
Занимая ум подобными размышлениями, Колюня покидал городскую черту вдоль цветущих пшеничных полей, выкуривая одну сигарету за другой и выбрасывая окурки в окно. Возможно, позже Колюня избавился бы от дурацкой привычки засорять природу, но колесо Сансары уже начало поворачиваться. Его натужный скрип звучал точь-в-точь как предупредительный сигнал машины ГАИ, приказывающей ему остановиться. Чувствуя, как у него вспотели даже внутренние органы, Колюня совершенно неожиданно поддался панике и вжал педаль газа в пол.
Проклиная газовые двигатели и вороватых чиновников, из-за которых ям в асфальте было куда больше, чем самого асфальта, Колюня летел сельской дорогой. Единственная возможность оторваться представлялась ему уже после Воронькова. И если он умудриться его преодолеть, то у него всё ещё останется чудесная возможность не только избежать сурового, хоть и справедливого наказания, но и успешно продать машину.
Единственное, что могло вызвать тяжёлые осложнения – это вороньковский рынок. Колюня помнил, что движение там бывает сильно ограничено, а возможности для манёвра оставались минимальными. Таранить рынок он бы не решился, поэтому его свобода напрямую завесила от траффика на этом участке дороги.
Приближался момент истины. Вспоминая все возможные молитвы, Колюня давил тапку в пол, сердце его стучало со скоростью вылетавшего из-под шин гравия, а ладони неистово потели на обитом искусственной кожей руле.
И где-то в этот момент на Колюню снизошло прозрение. Он осознал каждый момент своей бездарно прожитой жизни. Желание исправиться и изменить её прямо в этот самый момент стало настолько невыносимым, что он буквально почувствовал, как сам Бог обратил на него свой взор, призвав немедленно остановить машину, покаяться и искупить грехи всеми доступными для этого способами. Но Колюня замешкался, упустил момент, и божий взор мгновенно обратился тупым взглядом рябой коровы, идущей как раз посреди дороги.
Резко крутанув руль, Колюня наехал сначала на бордюр, затем на перевёрнутую тачанку, а после – взмыл в воздух. Пролетая над коровьим стадом и лотками, заваленными спелыми томатами, Колюня пикировал прямо в центр традиционного Вороньковского стихийного рынка. В этот же момент, не менее традиционно и крайне стихийно, перед глазами Колюни пролетала вся его сумбурная жизнь.
Последний звук, который услышал Колюня, был скрежет сминаемого об упругую коровью плоть кузова шкоды. Взрыва газового двигателя он уже не услышал.
Лейтенант затушил окурок ногой, и под звуки блюющего на бархатцы сержанта, начал делать записи о случившемся. Он написал и о трагичной судьбе неудавшегося рецидивиста, и о чудом уцелевших местных жителях, которых спасла плотность коровьего стада, принявшего на себя осколки смертоносного металла. Написал он и о пяти героически погибших коровах, и о прочих деталях этого нелепого в своей трагичности, и трагичного в своей нелепости события.
Единственное, чего он не смог описать, и чего, пожалуй, не сможет забыть до конца своей жизни – невероятного по своей красоте цвета уходящего за горизонт солнца, неистовый багрянец которого мерно ложился на алое месиво из разорванных коровьих туш и разбросанных ударной волной томатов, богатый урожай которых так удивил жителей Воронькова и его окрестностей.
лоцпелл
Related Posts
Memento Mori →
Большие черные птицы →
Пилигримы радости →
